Здравствуйте, дамы и господа. После долгого затишья, вызванного во мне всякими не очень приятными эволюциями, я вернулась с настоявшимся рассказом. Итак, как все уже догадались, сегодня передвижной цирк рассказывает про ресторан Freeman’s. Те, кто не догадался, всё равно уже в курсе. Столик нам достался у окна – самое лучшее место, чтобы даже в людном месте (за нашей спиной сидел банкет), чувствовать себя уютно и расслабленно. Здесь у нас были удобные кресла, душевное спокойствие, телескоп (или подзорная труба – не разбираюсь в таких штуках) и ожидания; за окном проходили люди, ездили машины, а в здании напротив девушки тренировали себя на пилонах – гармония. Кстати, девушек и так неплохо видно, так что, телескоп/труба пригодился бы, ну например, в Zималеto - водолазов рассматривать. Уже потом, когда я проходила квест, чтобы добраться до дамской комнаты, я поняла, что в ресторане Freeman’s совершенно любой уголок и любой столик, любое место, кажется, даже под куполом торшера, рядом с лампочкой, по определению уютно. А туалет они затолкали в такие задровки, чтобы у всех была возможность этот уют почувствовать и проникнуться. Как это у нас принято, заказ начался с напитков (лимонады: кленово-грейпфрутовый и лимонно-розмариновый – по 150ру) и хлебушка (120ру). Да, я по-прежнему считаю бесчеловечным брать деньги за хлеб, но этим людям я готова это простить. Этим людям я теперь готова простить что угодно. Хлебушек (именно что «хлебушек», а не хлеб) был настолько вкусный, мягкий и домашний, что хотелось забрать его домой, чтобы он там жил и его можно было брать на руки, гладить и тискать. Совершенно точно могу сказать: в ответ это пекарное чудо свернулось бы клубочком и заурчало. Вместе с хлебушком нам принесли комплимент от шефа: карпаччо из, прошу прощения, запамятовала, но кажется, фенхеля (знающие люди на фото и без подсказок смогут опознать тело) с лёгким цитрусовым соусом. Вы можете себе представить человека, который даже из фенхеля, просто из свежего фенхеля, который сам по себе, как правило, приправа, используя другую приправу, сделал что-то такое невероятное, что съела даже я, не выносящая аромата аниса, а тархунчик употребляющая только в лимонадиках.

Лимонады были распределены следующим образом: мой - кленово-грейпфрутовый – очень уж хотелось попробовать сочетания сладкого с горчинкой, а подруги – лимонно-розмариновый. Оба два великолепны! Мой был таким жирненьким насыщенным, с абсолютным ощущением, что ты пьёшь блинок, приправленный кленовым сиропом, только блинок сделан не из теста, а из грейпа – полезно и вкусно. Весь пищевод исключительно радовался этому питью, рецепторы чванливо транслировали в мозг удивительную гамму вкуса, а мозг люто завидовал языку, что он не язык, а мозг. Как обычно, из принципа отпила у подруги её лимонада, хотя не слишком жалую розмариновые напитки. И знаете что? Вырывать от меня стаканчик пришлось с боями, криками и соплями гнева. Как-то так ненавязчиво получилось, что трубочка настолько плотно интегрировалась мне в губы, что отсоединить её было практически нереально. Как говорится: «Глаза не видят, горло пьёт».

На закуску был Тунец с оливковым тапенадом и соусом из лимона (правда, в меню ресторана почему-то «тОпенадом», но и в этом месте я покорно снимаю фуражечку граммар-наци с аквилой на тулье и лишь смиренно надеюсь, что когда-нибудь эти славные люди исправят недоразумение) за 350ру. Первый же кусочек рыбы заставил вспомнить невообразимо любимый мной «Старик и море». Конечно, в истории Хемингуэя старик поймал не тунца. Но я ела этого тунца здесь и сейчас, а в памяти всё крутилось: «— Рыба — она тоже мне друг, — сказал он. — Я никогда не видел такой рыбы и не слышал, что такие бывают. Но я должен ее убить. Как хорошо, что нам не приходится убивать звезды! «Представь себе: человек что ни день пытается убить луну! А луна от него убегает. Ну, а если человеку пришлось бы каждый день охотиться за солнцем? Нет, что ни говори, нам еще повезло», — подумал он. Потом ему стало жалко большую рыбу, которой нечего есть, но печаль о ней нисколько не мешала его решимости ее убить. Сколько людей он насытит! Но достойны ли люди ею питаться? Конечно, нет. Никто на свете не достоин ею питаться: поглядите только, как она себя ведет и с каким великим благородством. «Я многого не понимаю, — подумал он. — Но как хорошо, что нам не приходится убивать солнце, луну и звезды. Достаточно того, что мы вымогаем пищу у моря и убиваем своих братьев». Тунец, лежащий на тарелке в ресторане Фрименс, заслуживал всех тех слов, которые старик сказал своей рыбе, надеюсь, повар сказал их, потому что как по-другому она могла получиться такой вкусной? Тунец, лежащий на тарелке в ресторане Фрименс заслуживал того же почтения и в такой же степени смерти, потому что как бы иначе мы могли его съесть? А не съесть этого тунца – это печальная аномалия. Тапенад казался песней, сложенной для этой рыбы. Песней, раскрывшей нам рыбу, её море, других рыб, рыбаков. Песней, открывшей смысл смерти рыбы и сделавшей её не просто мёртвым кусочком в мёртвом городе, но передавшей ценность этой рыбы.

Мда, как вы понимаете, уважаемая публика, тунец отпечатался на моём мозге настолько же плотно, насколько плотно отпечатывается какой-нибудь древний трилобит на плите песчаника. Перейдём же к салатам. Салатами были «Салат с картофелем, свиной грудинкой и фасолью» (340ру) и «Салат из печёной тыквы с инжиром и фуа-гра» (350ру). Подруга не фанат салатов с мясом, так что, салат со свинкой был мне. Первое что поразило – тарелка! Из неясного материала, который я идентифицировала как вулканическое стекло и оказалась права. Тарелка сделана из базальта, как нам любезно сообщил наш официант на вопрос о происхождении блюда. Видимо, её сущность мне подсказали вековые гены того самого первого простейшего, которое когда-то вылезло из моря, кинулось эволюционировать и видело достаточно, чтобы отрастить себе сложную нервную систему вместе с речевым аппаратом, чтобы иметь возможность потом когда-нибудь, сидя в ресторане, сказать: «О, это же базальт!» К слову об официанте: приятнейший, любезнейший, без наглости и без стыдливых очей в пол, очень контактный молодой человек по имени Иван. Мы после каждого блюда сыпали в него хвалами повару, здесь же я хочу отдельно написать: «Иван, вы обворожительны! Снова огромное вам спасибо за вас рядом с нашим столом!» Так, теперь вернёмся к салатам. Итак, если за овощи в моём салате я просто искренне порадовалась (ведь, согласитесь, их сложно испортить, хотя таланты бывают), то свинина открыла мне иные грани приготовления мяса. А я открою их вам, но только шёпотом и никому больше про это не говорите, пусть сами идут и пробуют: «Если бы все так умели готовить свинину, ей было бы место и в халяльной кухне, и в кошерной, и даже в пост!» Более нежного, лишённого каких-либо других привкусов, кроме отлично приготовленного мяса, мне пока встречать не доводилось.

Перейдём к салату из тыквы и фуа-гра. Как-то здесь уже были попытки меня диагностировать, сейчас я опять подставлюсь, уважаемая публика, и дам ещё один повод: я люблю детали. Я могу бесконечно долго смотреть в окружающее меня, потому что оно полно этих деталей. Это моё удовольствие. По такому поводу я влюблена в гравюры Дюрера. Я не искусствовед и на досуге рассматриваю его творения, потому что для меня Дюрер – это человек, который карандашом мог сделать больше, чем любой другой красками. Для меня Дюрер – это гений чёрно-белого изображения, настолько детального и глубокого, что, прошу прощения, не к ночи будут помянуты, даже современные фотографы, творящие в ч/б, бледнеют и начинают более походить на свои блеклые фотографические оттиски. Графические рисунки Дюрера полны великолепно прорисованных мельчайших подробностей: впадины, выпуклости, шероховатости, множество частностей, действие, статика, эмоции – всё, абсолютно всё он мог передать одним лишь только карандашом. Вот за эту подробность я и люблю Дюрера. Что же здесь делать салату, логично спросите вы? Этот салат (с фуа-гра и тыквой), хоть и был разноцветен, но - это как гравюры Альбрехта Дюрера, выложенные мне на тарелку: настолько детально, подробно и умело был раскрыт вкус всех составляющих, в совокупности сложившихся в неотразимый рисунок.

Из основных блюд выбор пал на цыплёнка в трюфельном соусе (390ру) и морские гребешки с тёплым муссом из шоколада и кремом из каштанов (350ру). Обещанная в меню половинка цыплёнка принадлежала моей подруге и в кои-то веки я не претендовала даже на то, чтобы откусить. Нет, с цыплёнком всё было отлично, он мог бы внушить доверие даже одинокой пенсионерке, если бы постучал в дверь и попросил позвонить, потому что заблудился и не знает, где он. Кроме того, размеры кусочка на тарелке явно свидетельствовали в пользу птенца. Без обмана. Нам не попытались впихнуть старого астматического петуха, умершего по собственной воле только потому, что останься он жить дальше, он бы пережил Дракулу, а это уже просто неприлично. В остальном же я могу положиться только на слова подруги. Да и слов было немного, только «вкусно», «без выкрутасов, да, но зато вкусно», «между прочим, так просто, но вкусно приготовить тоже уметь сильно надо», «с соусом вот только, похоже, ошибочка: то ли его нет, то ли я его не чувствую», «но всё равно в разы вкуснее, чем у некоторых». Меня же лично ещё весьма впечатлил утлый парус, воткнутый в картофель и опознанный как с таким вот экивоком сервированный шкварок. Повар! Если вы тут, отзовитесь! Это таки шкварок или у нас массовые галлюцинации?

В процессе приехали гребешки. Заказ сразу же и безоговорочно пал на этот пункт, потому что… Я люблю собой жертвовать и очень хотелось на собственной шкуре познать, каково это: гребешок, обладающий сам по себе более чем нейтральным вкусом, обмакнутый в шоколадный мусс или каштановый крем? А вдруг гребешок ещё и будет настолько качественно резиновым, что вся продукция Красного треугольника от стыда станет насыщенного цвета, обозначенного в названии? Тогда мораль эксперимента будет провалена, а голова повара покрыта позором. Как известно, не судят только победителей. Подцепив дольку гада на вилку и занеся над муссом, слегка поколебавшись, грозно шепнув «А пошло оно всё!», я решительно провернула отрезок гребешка в муссе и отправила его в рот. Всё. Крем мне был уже не страшен. Я покинула пределы Земли и оказалась в местах, где нет войн, голода и эпидемий, где даже вирус Эпштейна-Барра благородно сам покидает слюну, дабы влюблённые могли бесконечно наслаждаться друг другом, я оказалась там, где акулы спасают людей и дружат с тюленями. В меня явно втирали изнутри елей, а точнее гребешки. На мой взгляд, это был весьма рискованный эксперимент, и повар выиграл. Не знаю уж, какие силы стоят за этой победой: есть у меня небольшие подозрения о некой сделке и лёгкий зуд желания аутодафе, но 21 век, нанотехнологии, Глонасс, дабстеп, поэтому я просто задумалась о том, чтобы, как известный герой фильма «Однажды в Мексике», пойти и пристрелить повара после того, как доем. Потому что эти гребешки настолько прекрасны, что они откровенно нарушают баланс сил в мире: хорошего становится слишком много, привыкаешь к нему быстро, а это развращает.

Теперь у нас остался только чай и десерты. На тот момент официант уже настолько приручил нас, что мы готовы были есть из его рук всё, что он посоветует беспрекословно. Так что, чай, по сути, заказал Иван. Мы под его диктовку. Я вот только, как обычно, из принципа заказала себе мяты (её, кстати, в чек любезно не включили). Не знаю, зачем я это сделала! Говорю же, из принципа! Чай-то был базиликовый (300ру), куда уж там мяту ещё. Иван, загадоШно улыбнувшись, сказал, что чай ожидается с небольшими спецэффектами и заговорщицки посоветовал, когда разольём по чашечкам, выдавить в него сока апельсина. Апельсин, порезанный дольками, шёл в комплекте. Мы заволновались: опять колдунство! Надо ли говорить, что яркий цвет чая изрядно нас порадовал? А вот фокус с апельсином заключался в том, что его сок менял окрас напитка с цикломенового на тёмную фуксию (к сожалению, на фото цветопередача не слишком удалась). Само по себе же питьё было душистым и необычайно приятным.

На десерт были заказаны медовик (190ру) и тортик из молочного шоколада (не помню, сколько стоит, наверно, тоже 190ру). Я – большой любитель сладкого, но с не менее большими оговорками. Я не люблю тирамису, чизкейки, штрудели, посыпанные корицей, наполеоны - в общем, много чего не люблю. Вот и медовики я тоже не люблю. Так что, медовик воспроизвожу, опять же только со слов подруги: «По-домашнему вкусно, душевно сделано, без изысков». Кажется, мы решили, что эксперименты повара будут преследовать нас до конца, а тут вдруг раз – и просто медовик. Аппетитный, но безыскусный, как круг, нарисованный циркулем. Подругу, кстати, это весьма устраивало.

Она, довольно щурясь и урча, приговаривала пироженку, как вдруг замерла, а потом взяла палочку и потыкала в меня, чтобы убедиться, что я жива, потому что меня в этот момент настигал первый кусок шоколадного тортика. Рано мы расслабились, решив, что повар угомонился, рано. Таки настиг он нас основательно на коде. Спустил нам в черепа ярких красок, исторг слёзы из глаз, свёл плоть в судороге прозрения. Дурак был Кен Кизи со своими электропрохладительными кислотными тестами, не тем он с «проказниками» сознание распахивал! Хотя, что ж я так старичка? Не было у них там и тогда Фрименса с инопланетным поваром. А то б ребятки не по лесам куролесили. В общем, шоколадный десерт был настолько плотно шоколадным, таким лютым концентратом масла какао, что хватало буквально на каждое нервное окончание, на все нейроны, шоколад проникал всюду и оседал лосиными дозами на нервных волокнах, синапсах и коре головного мозга. Он задействовал и моментально растормаживал всю нервную систему. Не любите спать по ночам? Завязывайте с кофе, шоколадный торт из ресторана Фрименс решит все ваши проблемы. Кроме того, в десерте явно ощущалась небольшая кислинка, что мы сначала, опять же, приписали неимоверному концентрату шоколада: мол, в шоколаде оказалось столько шоколада, что продолжать чувствовать сладкое после такого мог только булыжник – все остальные живые организмы попытались бы выжить любой ценой, даже ценой подмены вкусов. Наш спаситель Иван, глядя, как мы обречённо препарируем десерт, что-то невнятно бормоча, уберёг нас от безумия, внеся некоторую ясность и открыв, что в торт добавлена маракуйя, которая, собственно, и сообщает ему приснопамятную кислинку. Посмотрев на наши умягчённые светом познания лица, он добавил: «Вам тоже кажется, что про неё (маракуйю) было бы неплохо упомянуть в названии десерта?»

Доесть торт ни я, ни подруга не смогли, но и бросить это чудо совести тоже не хватило, поэтому я попросила запаковать останки с собой для проведения опытов над моим мужчиной в домашних условиях. А теперь я опять вернусь к цене этого десерта: я не помню её, потому что и его нам не посчитали. Не знаю, почему. И даже догадок никаких нет.

Домой мы убегали вдаль по Казанской, весело хохоча, а я ещё и размахивая фирменным пакетом ресторана Freeman’s несообразно большим тому маленькому кусочку тортика, что плескался на самом дне, запакованный в контейнер. Для задорного смеха у нас было как минимум два повода: шоколад в лошадиных дозах и маракуйя, сосредоточенные в одном небольшом куске торта.