Навеяно постом Валеры888 о питерских аутентичных ресторанах национальной кухни… Если у Вас слишком возбудимая нервная система, то читать дальше не советую, ибо история эта подлинная, и с точки зрения кулинарной морали моими знакомыми была оценена неоднозначно. - Ты что, будешь делать ЭТО??? - Да, я буду делать ЭТО. - Не-е-е-е… Я не стану. Не гигиенично, и как-то вообще…. - А я попробую. Интересно же. Приблизительно такой диалог происходил в моей голове в славном городе Южно-Сахалинске в один из весенних дней 2010 года. Поводом к диалогу послужило приглашение двух местных джентльменов попробовать настоящей корейской кухни, а именно, кидян – блюдо из собачатины. Одна половина мозга говорила мне: «Собака – друг человека!», другая возражала: «Корова – друг человека. Овечка – друг… Да и свинья, если подумать, тоже…» В общем, любопытство победило, и я единственный из всей компании согласился на эксперимент. Вечером сахалинские джентльмены заехали за мной. На мой вопрос: «Куда мы едем?», они ответили, что мы едем в самую настоящую корейскую харчевню, которой официально не существует, поскольку, как понятно, кидян в обычном ресторане (даже этническом) не закажешь. Я к тому времени уже успел оценить местные корейские ресторанчики, особо отметив про себя острый суп хемультан с клешнями крабов, а также другими морепродуктами, поэтому согласился, и наш джип бодро покатил на окраину Южно-Сахалинска в корейский квартал. Как написал бы классик: «Смеркалось…» Чем дальше мы отъезжали от центра города, тем быстрее менялся как пейзаж за окном, так и люди на улицах. Бетонные коробки заводов и гаражей сменились низенькими покосившимися деревянными домиками за заборами, в которых не было совершенно ничего корейского. Напоминало это скорее какую-нибудь бедную деревню на просторах владимирщины. Имелось лишь одно отличие: на улицах не было ни одного славянского лица. Здесь нужно сделать необходимое отступление. Корейская диаспора на Сахалине крайне сильна. После оккупации Южного Сахалина Японией в новообразованную префектуру Карафуто стали в массовом порядке из Кореи привозить местное население, которое японцы использовали на самых тяжёлых работах. В 1945 году, когда Сталин, попыхивая трубкой, заметил, что ему, как представителю старшего поколения, особенно приятно возвращение земель, утраченных Российской Империей на Дальнем Востоке, советской администрацией на Южном Сахалине началась репатриация японцев, которых видеть на острове не желали. И если всех японцев в течение нескольких лет вывезли в Страну Восходящего солнца, то корейцев, очевидно, из пролетарской солидарности на родину не пустили. Они осели на острове, и к настоящему времени составляют 25% населения Сахалина. Более кореизированного региона в России я просто не знаю. Под эти мои мысли наш джип свернул в темный проулок, и, переваливаясь на ухабах, наконец остановился у небольшого деревянного дома, ровным счётом не ничем не отличавшегося от других домов квартала. Зайдя за забор, мы нарвались на какого-то злобного пса, видимо, обладавшего повышенной интуицией, и были встречены пожилым корейцем, который пригласил нас пройти в дом. Дом был разделён на кухню и несколько комнат. В комнатах на полу были сделаны относительно небольшие деревянные помосты высотой около 40 см. Рядом с помостами на полу лежали простые ватные одеяла, на которых сидели корейцы и неторопливо вкушали из маленьких плошечек, стоявших на помосте. Мы прошли в боковую комнату, где расселись вокруг помоста на одеялах и подушках. Ноги у меня туту же затекли, мои же сахалинские сотрапезники никакого дискомфорта не испытывали. Первоначально нам принесли 10 или 12 маленьких мисочек со всякими разными закусками: рыбой, морепродуктами, овощами, папоротником, водорослями и тому подобными вещами. Кстати, так начинается всякая корейская трапеза. На столе также появилось две по ноль семь водки, мы хряпнули за содружество и, поклевав немного закусок, стали ожидать кидян, который не замедлил появиться в руках пожилого корейца. Первая порция кидяна представляла из себя, что-то вроде супа-гуляша интенсивно коричневого цвета в большой кастрюле. Один из сахалинцев стал очень осторожно добавлять туда дико острую пасту красного цвета. Из чего она делается, честно говоря, не знаю, но вещь ядерная. (Острее я ел только один раз в жизни, когда коллеги из Японии привезли настоящий васаби. От привычки к нашему васаби я выдавил из тюбика зеленоватую массу размером с горошину и отправил её себе в рот. Это была поэма экстаза… Это были буря и натиск… Это были возмущённые инь и янь ….Пять минут от боли я не мог закрыть рот, а потом два часа только пил и постанывал.) Здесь же коллеги сразу меня предупредили, что паста – вещь очень острая и обращаться с ней надо аккуратно. Добавив в «суп-гуляш» пасту до приятной жгучести, один из местных джентльменов отлил немного жидкости в другую тарелку, пояснив, что за этим «гуляшом» последует само мясо, и с этим соусом его будет весьма приятно есть. Действительно, через некоторое время принесли большой поднос с мясом. Мясо было залито соусом и под водочку умято. Если бы я не знал, что я сейчас ем, то у меня было бы полное впечатление, что я ем говядину. По вкусу и строению волокон практически полная идентичность, только у мяса собаки небольшой сладковатый привкус. То, что это не корова, выдают и небольшие продолговатые с закруглёнными рёбрами косточки, иногда встречающиеся в мясе. Но в целом, вкусно и очень питательно. Сахалинцы ещё пропели гимн о том, что собачьим мясом прекрасно лечатся болезни легких. Трапеза подходила к концу. От сытости, выпитого и возлежания на одеяле (а помучавшись сидя, я всё-таки лег) приятная истома овладела моим разумом. Я вспомнил, что где-то читал, что в Корее собак для еды разводят на специальных фермах. Мне представлялись тучные стада чау-чау (почему-то с розовыми бантами на шеях) неторопливо бредущие по зелёной траве, сопровождаемые пастухом с внешностью Конфуция, или их бесконечные ряды в кафельных стойлах, аппетитно жующие «Педдигри» и мозговые косточки. Я небрежно спросил своих сотрапезников, где на Сахалине собачьи фермы? «Какие такие фермы?» - спросили меня. «Где собак для еды разводят», - отвечал я. На меня уставилось четыре настороженных глаза. - Ты точно хочешь ЭТО знать? - Ну, конечно. - А, э-э-э-эм-м-м-м, как у тебя с нервами? - Вполне. Годы долгих тренировок. - Ну, э-э-э-э… Как бы это… Ты много видел в городе бродячих собак? Нет? Правильно. В большинстве своём они окачивают свою жизнь именно так. Вместо конфуцианских чау-чау с розовыми бантами мне тут же стала представляться моя безвременная кончина, возможно даже мучительная. Глядя на моё выражение лица, аборигены разъяснили, что ничего страшного не произойдёт. При приготовлении собачье мясо тушат несколько часов, разваривая его буквально до волокон. Кроме того, при приготовлении используют столько специй, что в процессе готовки вся зараза убивается. (Кстати, впоследствии из передачи канала «Дискавери» я узнал, что во Вьетнаме, приблизительно также готовят крыс…) Мы попрощались с хозяевами, вышли на улицу, сели в джип и поехали обратно в очаг цивилизации, сопровождаемые лаем пса, у которого, действительно, была очень хорошая интуиция.