Посвящаю памяти писателя, памяти переводчицы его бессмертного произведения на русский язык Рите Райт-Ковалёвой и спасибо всем хорошим таксистам, которые подвозили меня к барам, кафе и ресторанам. Выпить-то иногда хочется))) С наступающим праздником - Днём Смеха! " ... Но потом я разговорился с водителем. Звали его Горвиц. Он был гораздо лучше того первого шофера, с которым я ехал. Я и подумал, может быть, хоть он знает про уток. - Слушайте, Горвиц, - говорю, - вы когда-нибудь проезжали мимо пруда в Центральном парке? Там, у Южного выхода? - Что-что? - Там пруд. Маленькое такое озерцо, где утки плавают. Да вы, наверно, знаете. - Ну, знаю, и что? - Видели, там утки плавают? Весной и летом. Вы случайно не знаете, куда они деваются зимой? - Кто девается? - Да утки! Может, вы случайно знаете? Может, кто-нибудь подъезжает на грузовике и увозит их или они сами улетают куда-нибудь на юг? Тут Горвиц обернулся и посмотрел на меня. Он, как видно, был ужасно раздражительный, хотя, в общем, и ничего. - Почем я знаю, черт возьми! - говорит. - За каким чертом мне знать всякие глупости? - Да вы не обижайтесь, - говорю. Видно было, что он ужасно обиделся. - А кто обижается? Никто не обижается. Я решил с ним больше не заговаривать, раз его это так раздражает. Но он сам начал. Опять обернулся ко мне и говорит: - Во всяком случае, рыбы никуда не деваются. Рыбы там и остаются. Сидят себе в пруду, и все. - Так это большая разница, - говорю, - то рыбы, а я спрашиваю про уток. - Где тут разница, где? Никакой разницы нет, - говорит Горвиц. И по голосу слышно, что он сердится. - Господи ты боже мой, да рыбам зимой еще хуже, чем уткам. Вы думайте головой, господи боже! Я помолчал, помолчал, потом говорю: - Ну ладно. А рыбы что делают, когда весь пруд промерзнет насквозь и по нему даже на коньках катаются? Тут он как обернется да как заорет на меня: - То есть как это - что рыбы делают? Сидят себе там, и все! - Не могут же они не чувствовать, что кругом лед. Они же это чувствуют. - А кто сказал, что не чувствуют? Никто не говорил, что они не чувствуют! - крикнул Горвиц. Он так нервничал, я даже боялся, как бы он не налетел на столб. - Да они живут в самом льду, понятно? Они от природы такие, черт возьми! Вмерзают в лед на всю зиму, понятно? - Да? А что же они едят? Если они вмерзают, они же не могут плавать, искать себе еду! - Да как же вы не понимаете, господи! Их организм сам питается, понятно? Там во льду водоросли, всякая дрянь. У них поры открыты, они через поры всасывают пищу. Их природа такая, господи боже мой! Вам понятно или нет? - Угу. - Я с ним не стал спорить. Боялся, что он разобьет к черту машину. Раздражительный такой, с ним и спорить неинтересно. - Может быть, заедем куда-нибудь, выпьем? - спрашиваю. Но он даже не ответил. Наверно, думал про рыб. Я опять спросил, не выпить ли нам. В общем, он был ничего. Забавный такой старик. - Некогда мне пить, братец мой! - говорит. - Кстати, сколько вам лет? Чего вы до сих пор спать не ложитесь? - Не хочется. Когда я вышел около Эрни и расплатился, старик Горвиц опять заговорил про рыб. - Слушайте, - говорит, - если бы вы были рыбой, неужели мать-природа о вас не позаботилась бы? Что? Уж не воображаете ли вы, что все рыбы дохнут, когда начинается зима? - Нет, не дохнут, но... - Ага! Значит, не дохнут! - крикнул Горвиц и умчался как сумасшедший. В жизни не видел таких раздражительных типов. Что ему ни скажешь, на все обижается..."